Зажатый между Хакасией, Кемеровской и Томской областью кусок мерзлой степи, где расположен Назарово, мог бы принадлежать к любой из перечисленных территорий, если бы не прихоть советских администраторов-картографов, отнесших его к Красноярскому краю. Вообще-то по характеру своему, по нраву его жителей, по их повадкам, по истории Назарову больше подходит быть в составе Кемеровской области, одним из мрачных шахтерских поселков-городков, основное население которых составили бывшие зэки, оставшиеся здесь на поселении. Никаких интеллигентов, только зэка и их потомки. Ну и соответствующий моральный климат. Характерный город Кемеровской области, поместившийся на земле Красноярья, Назарово, как и Прокопьевск, Анжеро-Судженск, Белово, Ленинск-Кузнецкий и иже, образовался вокруг, или, точнее, рядом с углем.
…
А уголь задает свой стиль жизни. Даже если рядом нет зоны, на уголь, в шахты и разрезы стекаются самые отпетые, те, кому терять нечего. Так как сам работал в литейке два года, то знаю, как много на тяжелых производствах бывших зэка, остепенившихся, с мал-мала-меньше сопливыми детишками.
…
Проезжаем Ачинск с его глиноземным комбинатом. Заходит красное светило в дыму. Пейзаж несколько адский, то есть промзоновский дальше некуда.
Город Назарово: при въезде десятка два-три изб, каких-то всклокоченных и случайных. Когда мы въезжали, у изб на тонком летящем снегу стояли два мужика в фуфайках. У одного из них на плече был топор. За избами пошли плоские, белого, в основном, кирпича, длинные пятиэтажки. Полудеревенский город, из которого сразу же хочется уехать, потому что все ясно: советская цивилизация, стандартный бедный ее вариант.
…
Вначале существовала деревенька Назарово, а когда обнаружили неглубоко залегающий пласт угля — появился угольный разрез. Рядом уже была зона, да не одна. В 1951 две зоны вместе, мужская и женская, сообща построили Дом культуры угольщиков в дворянском стиле. Прекрасное видение в мерзлой степи, с двумя рядами колонн, этакий Сибирский Парфенон.
…
Вокруг Дома культуры угольщиков — сейчас он выкрашен белой густой известкой, и от нее еще холоднее в снегах — постепенно собрали город. Гостиница «Заря» глядит через памятник Ленина, обращенный к ней лицом, на горсовет, ныне городскую администрацию, и все это называется Центральной площадью. Мне рассказали, что до 1977 года на этой площади стоял совсем другой памятник Ленину. Тот, старый, был взорван однажды ночью. Это в 1977 году! Секретари райкома среагировали четко, молниеносно и гениально! К утру на площади возвышался новый памятник, перенесенный из поселка, где были дачи коммунистических вельмож города. Потому никакие головы не полетели.
…
Снег змеями поземки энергично извивается по мерзлой земле пред колесами. Пятиэтажные дома казарменного типа меж голых берез — вот город Назарово в ноябре. Выезжаем в холодной «Волге» по все более безрадостному пейзажу из города, и долго едем между заводскими строениями, выглядящими совсем неживыми. Темные цеха с выбитыми стеклами, недымящие трубы. У завода «Сельмаш», где некогда подрабатывал Быков, несколько более веселый вид. Водитель «Волги» сообщает, что завод заработал, ему далеко до недостижимой доперестроечной мощи, но ремонтируют комбайны, сеялки и прочий железный, вспарывающий поле, инвентарь. О брошенных с перебитыми хребтами и лапами заводах можно было бы и не упоминать, мало ли я видел их и в Волгограде, и в Электростали, и где только не видел по России и СНГ; но мы едем во дворец Быкова, в известный всей России коттедж над рекой Чулым, и становится все более непонятным, почему Анатолий Быков выбрал для резиденции эту мерзлую территорию в опасной близости от заводов. Проехав вдоль забора ГРЭС,— мощные краны, хватая целые железнодорожные вагоны, подымают их в воздух и переворачивают, опоражнивая,— проехав мимо хеопсовой усеченной пирамиды угля, мы сворачиваем в чахлый лес вдоль почему-то незамерзшего водохранилища. Я спрашиваю у шофера о купании. На что он отвечает, что мол после купания в этом водоемчике, пожалуй, выйдешь оттуда без кожи. Оказывается ГРЭС сливает туда свою техническую воду, используемую в производстве электроэнергии. «Странный человек Быков,— думаю я,— почему надо было располагать свой коттедж, дачу, дворец, назовите как угодно, как бы это не называлось, у паршивых гидролизных вод, где, наверное, плавают утки без оперения и рыбы в язвах, если вообще кто-либо плавает. Зачем? Из любви к родной некрасивой шахтерской земле? Из чувства тщеславия, чтобы ребята, пацаны, соученики и сотоварищи детства и юности, постоянно созерцая его резиденцию, могли видеть воочию расстояние, отделяющее его от них?» Как бы там ни было, неупомянутое, кстати, ни одним журналистом обстоятельство (дворец Быкова стоит на испоганенных водах, на убитой земле) поразило меня абсурдностью. За пять лет существования, как выяснилось позднее, сам Быков побывал здесь раза четыре. Может быть, ему разонравилось ездить на отдых вдоль безлюдных заводов, по выжженной земле?
…
Геннадий Георгиевич Димитров, бывший мент, проработал в Назарове десять лет с 1970 года. По окончании школы милиции в Новосибирске прямиком попал по распределению в Назарово — участковым милиционером. Сидит у меня на конспиративной квартире в Красноярске, где я принимаю посетителей. Крепкий, сильный, заслуживающий доверия, пятидесятилетний мужик. Я бы ему деньги доверил.
«Поселился я в четырехэтажном доме у вокзала, через виадук. Так как это был единственный большой дом в том районе… пацаны там часто грелись в подъезде. Мне было 25 лет, ну им по 15—16 тогда. И Быков в нашем подъезде грелся. У него там одноклассник жил, друг, Сережка Федотов. Вот он к нему и приходил. Когда я с ним в Красноярске весной 99 года встретился, он вспомнил меня по тому подъезду: «А я вас помню».
Я: «А как одевались тогда в Назарове? Пацаны?»
«Ну, зимнее пальто до колен, черное или серое. Валенки, обычно, цыгейковая шапка, черная или серая. Все так одевались…»
Я: «А нравы?»
«Диковатые были нравы. Помню, когда сошел с поезда из Новосибирска, люди лезли в автобус без всякой очереди, в давке, гурьбой. Баба стоит на нашей площадке и через весь автобус с подругой переговаривается в голос… Город-деревня. Огороды, колонка на улице, в ведрах воду таскают. Самогон варили и варят. Ну бражка у всех в кадушке в сенях стоит. Конечно, пища грубая. Семечки, шелуха… Семечки все щелкают».
Я: «Шок, конечно, для вас, после Новосибирска…»
«А какой был шок моей жене, когда я ее через два года в Назарово перевез!. Первые два года я тут холостой жил».
Я: «На танцплощадку у стадиона «Шахтер» ходили?»
«А как же. Меня даже пытались за девчонку поколотить. Куртка на мне была с поясом. Познакомился, помню, довел до подъезда. Поцеловал. Тогда все скромнее себя вели. Ухожу. Догоняют трое. Слышу за спиной, рассуждают: «Вот, куртку одел…» Один — раз за пояс меня сзади, а он у меня не застегивался, только в пряжку продевался. Ну пояс у него в руках и остался. В первый или второй, кажется, месяц это было. Меня еще не знали. Так-то милицию знали, город-то небольшой. Я к ним обернулся: «Подходите, говорю…» Нас же самбо в школе милиции учили, я в хорошей форме был. Того что покрепче ударил, а двое убежали. Я его скрутил — и в милицию. Сиротинин Сережа, шестнадцать лет, крупный, правда. Отпустил я его тогда. Мне самому двадцать пять было. Но он потом не раз в милицию попадал. Сел в конце концов… Вообще это ж зона была. Так и названия сохранились: Верхняя Зона, Нижняя Зона. Строили ГРЭС и прочее — зэки. Откуда здесь взяться законопослушным с голубыми глазами? Мало культуры, мало образования, но народ наглый и самоуверенный, и сами для себя непредсказуемые… На улице Лебяжья есть светофор-мигалка, его регулярно расстреливали. И знаки по дорогам расстреливали, все в дырочках от пуль. Есть местный анекдот: «Принадлежность национального костюма на Кавказе — это кинжал. А для Назарова, Боготола, Ачинска — это обрез… (Димитров улыбается.)
В мое время оружие изымали кучами: охотничье, еще с гражданской войны оружие. А уж сейчас-то раз плюнуть достать. В Назарове были три спецкомендатуры. Осужденные на химию жили под надзором в специальных общежитиях. В результате сформировалось население с особой моралью: украсть — не западло, морду набить — не западло. Вы знаете, в милицию берут, чтобы хотя бы родители не были осужденными… Так вот в некоторых районах трудно найти таких. Мужик старше меня на лет десять рассказывал, что в школу рабочей молодежи без ножа не ходил. Там такие красавцы появлялись: прохаря завернутые, тельняшка, беломорина… Это ж Красноярский край,— куда свозили всех врагов режима. Ленин, Сталин, Свердлов, Дзержинский — все сидели у нас в Красноярском крае. Их же как везли?. по этапу… они общались невольно с уголовной шушерой, и чтоб жить нормально, должны были жить по уголовным законам».
Я: «Так что Быков у вас в подъезде вырос…»
«А куда им было ходить? Пойти некуда. В торговый центр еще ходили. Семечки, шелуху сплевывать. Если не впроголодь, то не совсем сытые — бедные дети своего города».
Я: «А как памятник Ленину взорвали?»
«Там же разрез, рвали породу, аммонала было полно. Вот кто-то и рванул. Потом, наверное, сам в штаны наложил. Тот первый памятник стоял спиной к ДК угольщиков. А лицом к райкому. Теперь там почта и универмаг. Памятник был полый. От взрыва он раздулся, упал и смялся. В Назарове по взрыву нас гоняли с утра и каждый вечер к восьми — отчет о проделанном. Это уже третий памятник стоит».
2001 (с) Охота на Быкова: расследование Эдуарда Лимонова